На вопросы корреспондента «Монастырского вестника» ответил игумен Серафим (Котенёв), благочинный по монастырям, настоятель Свято-Успенского Космина монастыря в селе Небылое.
– Отец Серафим, расскажите о себе, о Вашем пути в монастырь.
– Родился в 1966 году в микрорайоне Матвеевское города Москвы. Детский садик под окном, школа 42-я – через дом. МГУ, где продолжил учебу – через речку Сетунь. Окончил вуз, затем два года аспирантуры. Но аспирантуру я не закончил. Со второго года приехал сюда, в Юрьев-Польский район, в село Новое. Тогда здесь служил удивительный старец, с которым меня совершенно случайно свели знакомые, – схиархимандрит Гедеон (Абрамов).
Когда я впервые подошел к нему на исповедь, он вдруг сказал: «Приезжай, я тебя постригу, и ты будешь здесь после меня». Так и случилось. В 1990 году я переехал в село Новое, на следующий год он меня постриг с именем Серафим. Там и жил при старце до его кончины.
Служил он удивительно. Уходил в храм в одиннадцать вечера. Мы приходили в половине второго ночи. Служба продолжалась до трех-четырех часов дня. И так несколько раз в неделю.
Меня рукоположили в конце 1993 года, и служить я начал, когда отец Гедеон уже не мог. Вскоре батюшка скончался, мы его там же и похоронили, а я остался на его месте. Через год там уже действовал Свято-Никольский женский монастырь. Так я оказался священником в женском монастыре. Единственным. Все скромно: храм и домики, где жили сестры. Служил до середины 2001 года, до своего назначения настоятелем Свято-Успенского Космина монастыря в селе Небылое. Здесь служу по настоящее время.
– Что представлял собой монастырь, когда Вы сюда приехали?
– Вид-то он, в общем, сохранил, реставрация конца 1980-х годов оставила его в достаточно хорошем состоянии. Основной корпус под крышей, отопление центральное, советское еще, угольное. Территория, хоть и не полностью, но огорожена. Посредине деревянная звонница, на ней несколько колоколов. Один действующий храм – Спасский. Никольский стоял тогда без пола, без отопления, с треснувшими стеклами в окошках, готовился к ремонту. Успенский собор… К нему даже не прикасались. Без окон, без дверей. Только птиц гурьба.
Три-четыре человека братии было в монастыре и немного трудников. Потихоньку начали восстанавливать. Хорошо, что стояла середина лета: отопление текло, пришлось срочно все чинить, топлива не было. Точнее, машина угля лежала, но здесь полтора вагона – около девяноста тонн уходило за зиму. Ни сараев, ни хозпостроек, ни транспорта, ни доски, ни гвоздя, ни кирпича. Маленький огородик, правда, был вскопанный, где-то с сотку. Для начала 2000-х годов все обычно. Ремонт, хозяйство, постройки… Благо, посторонних пользователей в монастырских зданиях не было, все наше. Потихоньку начали открывать храмы, отбивать территорию, какую получалось, – свою, историческую. В селе приобрели домик, где могли останавливаться миряне. Служить старались часто.
– Батюшка, Вы пришли в этот монастырь сразу игуменом. Откуда черпали опыт? Может, старец вам рассказывал?
– К игуменству никто нас не готовил, к сожалению. Никаких школ, никакой практики не было. В женском монастыре, где я служил, в основном, понял, чего делать не надо, и как с людьми обходиться не надо. Остальное приходилось додумывать самому. Первоочередные задачи и так видны. Надо не замерзнуть зимой, надо, чтобы братия не разошлась из-за отсутствия пропитания. Надо, чтобы службы не прекращались: если нет ни просфор, ни вина, то при всем желании не отслужишь. Кто будет петь, кто читать…
– Сейчас Вы, слава Богу, отстроились. Как проходит день у братии?
– Устав типовой. Его в свое время епархия разрабатывала совместно с нами. Подъем в половине шестого, в шесть утренняя молитва с полунощницей – до семи, для всех обязательная. Потом священник, алтарник, клиросный остаются продолжать богослужение, остальные расходятся на послушания. После утреннего богослужения, примерно часов в одиннадцать, трапеза. Потом отдых и послушания до вечера. В пять часов вечернее богослужение. После него опять трапеза, отдых на часик. В восемь собираемся на монашеское правило – трехканонник с акафистом. По окончании – крестный ход внутри монастыря. Затем сон.
– А как получает образование братия? Не все же заканчивали семинарии перед постригом.
– Обязательным является обучение на заочном отделении Владимирской Свято-Феофановской духовной семинарии. У нас учатся все, даже послушники. Трое уже окончили семинарию, остальные ездят раз в полгода на неделю на сессии во Владимир. Там хорошие условия проживания при монастыре. Кто-то учится с удовольствием, кто-то с трудом. Но стараются. Польза есть, ведь в монастырях иногда происходят очень большие потрясения от невежества, незнания элементарных вещей.
– Вы приняли постриг на излете советских времен. А что сегодня? Что-то изменилось в ищущих иноческого жития? Что важно для монаха? Вы же не всех принимаете в монастырь?
– По человеку сразу видно, с какими он целями пришел. Есть те, кто приходят поработать за деньги. Это наемные рабочие. Другие приходят поработать, но ничего особо не требуют. Тогда смотришь, чего они хотят и как себя ведут. Если к храму равнодушны, от курения не отказываются, то понятно, что и с братией связывать свою жизнь не желают. А если человек приходит с верой, желанием послужить Богу, он и вредные привычки, если имел, оставляет, и к храму относится с любовью, регулярно посещает богослужения. Мы таких стараемся в корпус переселить поближе к братии, отделить от чуждой среды. И внимательно смотрим на человека. Два-три года положен искус испытательный. Это правильно. Сейчас в монастыри приходит много случайного народу.
– Монастырь – не только место спасения, но еще и огромное хозяйство. Как игумену, заботясь о хозяйственных нуждах, не превратиться в менеджера?
– Я не знаю, может, я уже и превратился? Со стороны виднее. Затягивает, конечно, вся эта рутина. Менеджер по-русски как будет?
– Управленец, хозяйственник.
– Хозяйственник? Это необходимость. Исторически настоятели всегда были хозяйственниками. После святителя Митрофания Воронежского, который возглавлял нашу обитель до перевода на Воронежскую кафедру, остались описи огромного количества вещей, строительных материалов – целые склады кирпича и пр. Даже седло для верховой езды было у святителя… Все десять лет своего игуменства он строил, и не стал всего лишь хозяйственником. Стал святым. Великим святым. Чудотворцем.
– Какие монастырские послушания требуют выхода в мир?
– Детское образование, например. При монастыре, при подворьях Юрьев-Польского района, есть пять воскресных школ. В образовательном процессе задействовано около десяти учителей. Женщины, в основном, ведут в общеобразовательных школах основы православной культуры, имеют большой педагогический стаж: двадцать пять-тридцать лет. И сейчас в воскресных школах обучают детей. По спискам у нас человек сто семьдесят детей.
У монастыря была задача: подготовить помещение, найти деньги на зарплату учителям, оборудовать классы партами, оргтехникой, досками, учебно-методическими пособиями.
Что еще? Социальная работа. У нас в селе Небылом есть отделение милосердия при Небыловской больнице. Там человек тридцать престарелых.
Заботимся и о детях-инвалидах. Десять-двенадцать человек инвалидов с детства. В детский садик на Рождество, Пасху подарки обязательно привозим.
– Вы занимаетесь и епархиальной комиссией по монашеству. В епархии достаточно монастырей?
– Владимирская митрополия на первом месте в России, насколько мне известно, по количеству монастырей. Их у нас около тридцати. Монастыри хорошо благоустроены, духовный их уровень достаточно высок. Острой необходимости открывать новые нет. Все исторические монастырские комплексы, которые были возведены до революции, сейчас уже обжиты или пребывают в стадии восстановления.
– Вам приходилось служить в женском монастыре и возглавлять мужской. Есть ли свои особенности у мужских и женских монастырей?
– У монахинь узкий круг общения, есть игуменья, которая о них заботится, а если еще имеется хороший духовник, который любит, жалеет и утешает сестер, – это вообще идеально. В такой среде они могут жить до самой старости. В мужских монастырях монахам необходимо предоставлять возможность для реализации собственного потенциала, создавать условия для развития творческих сил, иначе появляются брожения, нестроения, которые могут привести к тяжелым последствиям и в духовной жизни. Игумену обязательно надо стараться понять, как братия хотят реализовывать себя. Если это получается, то монахи чувствуют себя в монастыре и нужными, и значимыми.
– В монастыре Вам приходится совмещать игуменство с духовничеством. Получается ли нести двойную нагрузку?
– В наших монастырях редкость, чтобы кроме настоятеля еще и духовник был авторитетным. Пять монастырей в епархии, духовника кроме игумена нет ни в одном. Другое дело, что есть братия духовно настроенные, благоговейные, благочестивые. К ним обращаются, с ними советуются. В монастыре можно назначить эконома, казначея, благочинного. А духовник – это другое… Духовника не назначишь.
Беседовал Михаил Владимирский
Фото: Владимир Ходаков
Статью прочитали:
32 раз
