20 ноября 2016 года Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл отметил 70 лет со дня своего рождения. По случаю юбилея Предстоятель Русской Православной Церкви дал интервью телеканалу «Russia Today», в котором рассказал о своем отношении к положению христиан на Ближнем Востоке, к высказываниям избранного президента США и о европейском мультикультурализме.

— Ваше Святейшество, поздравляем Вас с юбилеем! Благодарим, что согласились сегодня уделить нам время, обсудить важные глобальные темы. Давайте поговорим о делах христианства за пределами России — на Ближнем Востоке, в Северной Африке. Все, конечно, знают о драматических событиях, которые сопровождают военные конфликты в этих регионах и, в частности, в Сирии. Они указывают на то, что угроза нависла не только над государствами, но и над христианской верой. Несколько месяцев назад Вы встречались с Папой Римским Франциском и призвали остановить истребление и гонения на христиан в этих регионах. На Ваш взгляд, достаточно ли предпринимается усилий, чтобы это прекратить? И с тех пор как Вы сделали это заявление, улучшилась ли обстановка или все-таки ситуация лишь усугубилась?

— Мне приходилось много раз возвышать свой голос от имени Русской Православной Церкви в защиту гонимых христиан на Ближнем Востоке. Потому что из всех меньшинств более всего пострадали и страдают христиане. Цифры ужасают: полтора миллиона христиан было в Ираке — теперь нет и ста пятидесяти тысяч. Полмиллиона христиан в Сирии исчезли неизвестно куда: то ли они убиты, то ли эмигрировали. Но ведь Ближний Восток — это колыбель христианства, колыбель христианской культуры. Поэтому уничтожение и изгнание христиан из этого региона представляется не только преступлением против веры и человеческих прав и свобод, но и как цивилизационная катастрофа, потому что с исчезновением христианского населения всё очень изменится в этих государствах. Если правители в этих странах, в том числе и светские правители, были вынуждены учитывать присутствие христиан и выстраивать свою внутреннюю политику таким образом, чтобы соблюдать баланс, то теперь никакого баланса соблюдать не надо и неизвестно, что может произойти с остатками христианского населения в этих странах. Поэтому центральной темой нашей встречи с Папой стала озабоченность ситуацией на Ближнем Востоке. Причем это искренняя озабоченность, происходящая от нашего совместного убеждения в том, что нужно предпринимать решительные шаги и просто спасать христиан и, конечно, не только христиан. Важно, чтобы кровопролитие остановилось. Я хочу, чтобы это было совершенно ясно: речь идет обо всех страдающих. Но не возникает вопрос об исчезновении ислама в этих странах — только об уничтожении христиан.

Поэтому, конечно, наша совместная декларация включила в себя конкретное заявление и выражение нашей надежды. Но, к сожалению, последующее развитие событий, несмотря на активную координацию наших совместных усилий по Ближнему Востоку, не привело к политическому урегулированию проблемы. И мы знаем, что продолжается изгнание христианского населения, и вообще мирное население страдает от того, что происходит в Сирии и Ираке.

Совершенно очевидно, что если страны, которые принимают участие в военных операциях на территории Сирии и Ирака, сознают необходимость искоренения терроризма, если это единственная цель, которая декларируется и которая действительно движет этими государствами, если нет других недекларируемых целей, то очень просто объединить усилия. В конце концов, что такое ИГИЛ? С фашизмом, который поработил большую часть Европы, мы справились общими усилиями. Поэтому достаточно просто было решить проблему ИГИЛ и одновременно проблему беженцев, предотвратив все последующие трагические события, которые проистекали и проистекают из-за конфликта в Ираке и Сирии. Этого не происходит. Поэтому нам остается только молиться и, конечно, работать над тем, чтобы все страны поняли необходимость согласованных действий. Настало время, когда не должно быть разных подходов к этой проблеме у России и других стран, нужно договариваться. В этом смысле положительное впечатление на меня произвели заявления, сделанные избранным президентом США Трампом, который ясно сказал о необходимости решить проблему исламского радикализма и терроризма. Дай Бог, чтобы по этому направлению пошло развитие отношений, в том числе между Россией и Соединенными Штатами, потому что сегодня терроризм — реальная угроза и для России, и для Ближнего Востока, и для Западной Европы и, конечно, для Соединенных Штатов, которые в начале XXI века пострадали от него очень значительно.

Поэтому пора изучать всевозможные инициативы и объединять усилия для того, чтобы совместными действиями решить проблему терроризма, бросающего вызов многим странам и народам.

— По поводу Трампа. Вы выразили надежду, что он и его президентская администрация приведут, возможно, к продвижению вперед в разрешении этой проблемы. С другой стороны, многие люди считают Трампа нетерпимым, его персона вызывает в Америке и за ее пределами множество дебатов. Надеетесь ли Вы, что эта администрация улучшит отношения США с Россией?

— По крайней мере, отталкиваясь от того, что говорил господин Трамп во время предвыборной кампании, можно судить, что у него есть желание вступить на путь диалога с Россией, в том числе в связи с борьбой с терроризмом. Это обнадеживающее заявление, оно открывает возможности для сотрудничества. Я очень надеюсь, что по такому пути и пойдет взаимодействие США и России в вопросе борьбы с терроризмом. Но я не могу давать сейчас каких-то других оценок господину Трампу. Я лично его не знаю, но могу судить о нем по заявлениям, которые он делал, и они очень контрастировали с тем, что говорили другие. В заявлениях других политиков не было надежды на лучшее, а эти заявления ее вселяют. Очень важно, чтобы лидеры мощных государств, влияющих на ситуацию во всем мире, своей политикой давали надежду на лучшее будущее.

— Как раз о контрасте между высказываниями Трампа и других западных и мировых лидеров: Трамп не стесняется говорить то, что у него на уме. Вы неоднократно говорили о гонениях на христиан в этих регионах, но на Западе политики говорили об этом нечасто из-за опасения кого-то обидеть, из-за политкорректности. Как Вы считаете, почему это так мало обсуждается на Западе?

— Создается впечатление, что политкорректность направлена на то, чтобы ограничить возможность христиан исповедовать их веру. Например, почему вместо слова «Christmas» (Рождество) нужно использовать слово «X-Mas»? Когда мы задаем этот вопрос, нам говорят: «Не нужно обижать нехристиан». Спрашиваем у мусульман: «Вас слово «Christmas» обижает? — Нет. — А елки на улицах обижают? — Нет». Если мусульман не обижают, тогда кого? Скорее всего, никого. А Европа — это континент, который культурно и политически развивался на основе христианских идей. Когда нам говорят, что есть какие-то античные источники, — да, они есть, но они не актуализированы так, как на протяжении столетий была актуализирована христианская нравственная идея и вытекающие из этой идеи законы. Когда сегодня Европа вдруг отказывается от этих идей в угоду некой политкорректности, то возникает вопрос: здесь политкорректность или что-то другое? Этот вопрос возникает и у нас — людей, прошедших через атеистические гонения в Советском Союзе. Тогда тоже говорили «во имя свободы человека», «во имя прав человека», «во имя светлого будущего». И почему-то только религиозные люди находились под тяжестью государственного давления вплоть до так называемой перестройки. Уже давно перестали воевать с капиталистами, с помещиками, буржуями, а с Церковью продолжали бороться до самого конца. Мы, пройдя через эти испытания, с осторожностью относимся к тому, когда под видом политкорректности, провозглашения прав и свобод для всех, просматривается несомненная дискриминация людей, которые хотят открыто исповедовать свои христианские убеждения.

— Почему не удается добиться мира и гармонии между мусульманским и христианским населением именно западноевропейских стран? Существует теория, что есть некое столкновение цивилизаций. Возможно ли в долгосрочной перспективе, учитывая кризис с беженцами и проблему терроризма, совместное и мирное сосуществование этих культур?

— Мультикультурализм не имеет будущего, потому что он предполагает культурное смешение. Но оно не произойдет, потому что традиции очень сильны. И если мультикультурализм предполагает ослабление связи людей с их собственной религиозной традицией, то это ставит людей, от которых требуется подобный отказ, в положение дискриминируемых и заставляет их занять некую оборону. Сам подход несет в себе очень опасный источник разделений.

Есть же другие модели — мы живем в России в многонациональном обществе, где никогда никакой идеи мультикультурализма не существовало, даже в советское время. Провозглашалась новая общность людей, которая называлась «советский народ», но все осознавали, что туркмены останутся туркменами, таджики останутся таджиками, узбеки — узбеками, русские — русскими, евреи —евреями. И вот этот подход, который предполагал возможность проявления национальных религиозных чувств, особенно стал развиваться в новой России. Мы не говорим ни о каком смешении. Мы говорим о том, что каждый человек должен оставаться самим собой. Но мы все живем в одном государстве. Мы должны исполнять законы и выстраивать доброжелательные отношения друг с другом. Политика в данном случае должна быть направлена не на то, чтобы сломать границы между культурами и религиями и замешать все это в один коктейль, а на то, чтобы поддерживать их, обеспечивая разные права и свободы. Чтобы каждый человек, какую бы религию он ни исповедовал, чувствовал себя в стране как дома, а не среди чужих. Если бы удалось таким образом выстроить отношения на Западе, то это создало бы предпосылки для мирного сосуществования. Но я опасаюсь, что время упущено. Этим нужно было заниматься раньше, а не тогда, когда в Европу хлынуло столько мигрантов, носителей иной культуры и иных религиозных взглядов, негативно относящихся к той культуре и к тем странам, куда они приехали. Очень многие люди, которые туда приехали, несут в себе протест против западной цивилизации, в том числе по причине агрессивной и радикальной секуляризации. Верующий человек неуютно чувствует себя в агрессивно секулярном обществе, так же как нам в Советском Союзе было неуютно в агрессивно атеистическом обществе. Когда агрессия снимается, тогда у людей пробуждается симпатия к той общности, которая возникает у граждан, живущих в одном государстве.

Я очень опасаюсь этих тенденций. Вот что происходит в западных странах: впервые за всю историю человеческой цивилизации законодательство вошло в конфликт с нравственной природой человека.  Что такое добро и зло? Что такое грех и праведность? Эти понятия могут быть описаны в религиозных терминах, а могут быть описаны и вне религиозных понятий. Возьмите положительного героя в художественной литературе — будь то английская, американская, русская: одни и те же черты положительного героя. Откуда эти черты? Культуры разные, политический строй разный, а добро есть добро, зло есть зло, и каждый понимает, кто положительный герой, а кто отрицательный. Как опознается этот положительный или отрицательный герой? Сердцем, нравственной природой человека. И в соответствии с этим нравственным чувством, которое, мы считаем, вложил в нас Бог, создавалось и законодательство. Законодательство в юридических терминах описывало человеческую нравственность, говорило, что хорошо, а что плохо. Мы понимаем, что воровать — это плохо, а помогать людям — это хорошо. А законодательство описывает, что такое воровство и какое наказание должен понести человек, если он ворует.

Впервые за всю историю человечества законы стали оправдывать то, что не соответствует нравственной природе человека. Законы пошли против этой природы. Это примерно как — не в полной мере, но можно параллель провести — законы апартеида в Южной Африке или фашистские законы, когда закон пошел против нравственной природы. И люди восстали: это не наше, это откуда-то спущено, из какой-то идеологии, это не соответствует нашему жизненному целеполаганию. Поэтому Церковь не может принять такого пути развития. Мы, говоря о том, что Церковь никогда не должна пересматривать понятия добра и зла, греха и праведности, при этом не осуждаем людей, у которых есть какой-то свой, в том числе сексуальный, выбор. Это дело их совести, их личное дело.

Таких людей нельзя дискриминировать, естественно, и тем более — наказывать, как это было принято в некоторых государствах. Но ни в коем случае такую модель поведения нельзя представлять как норму наравне с той моделью, которая проистекает из нравственной природы человека: это естественные отношения между мужем и женой, это создание семьи, рождение детей. Вот почему в этом новом развитии мы усматриваем очень большой риск для существования человеческого общества.

Церковь обязана говорить обществу об этом. Но мы знаем, что власти многим церковным деятелям затыкают рот. Был случай, когда протестантский пастор, выступая с проповедью в одной из стран, назвал гомосексуализм грехом — и получил тюремный срок. Очень напоминает то, что происходило в Советском Союзе во времена тоталитаризма. В странах, которые провозглашают свободы, вы, выражая свое мнение, можете быть наказаны. Опасная тенденция. Я очень надеюсь, что эта тенденция захлебнется, что здоровое начало в жизни человеческого общества восторжествует. Не хочется даже думать, что произойдет со всеми нами, если это здоровое начало не победит. Мы молимся и работаем для того, чтобы сохранился род человеческий, чтобы он жил по законам, которые соответствует нравственной природе человечества.

— У Вас была встреча с Архиепископом Кентерберийским, и Вы выразили озабоченность либерализацией учений Церквей по некоторым вопросам: например, относительно женщин-священников, а также семьи и нравственности. Как, по Вашему мнению, можно сделать традиционные христианские ценности привлекательными для современной молодежи, которая все больше и больше, по крайней мере, на Западе, отходит от Церкви и склоняется к атеизму. Как вернуть молодежь в Церковь?

Я не думаю, что отход молодежи от христианских ценностей является естественным процессом. Это результат воздействия на сознание людей — и не только молодых. Посмотрите на кинематограф, на телевизионные передачи, на литературу: выстраивается совершенно ясная идеологическая парадигма, направленная, в том числе, и на разрушение религиозных и нравственных ценностей, часто без прямой конфронтации. Просто создается образ счастливой благополучной жизни без Бога, без того, чтобы проверять свои поступки, поступки других людей голосом совести. Что это означает? Это означает сознательное вытеснение Бога из человеческой жизни, и это неслучайная тенденция. Собственно говоря, так и должно быть. Мы же знаем, что история может развиваться по-разному. Когда зло в человеческой жизни начинает превалировать, добро оказывается как бы в меньшинстве. Сегодня христиане в меньшинстве. Сегодня ценности, которые мы проповедуем, либо сходу отвергаются, либо игнорируются. Почему? А потому что мы предлагаем людям подниматься вверх, идти в гору. А все, что предлагает массовая культура сегодня, — это движение вниз. Если человек живет, руководствуясь инстинктами, если на основе инстинкта создается цивилизация, то, конечно, большинство пойдет именно этим путем, потому что это гораздо легче и проще, не нужно создавать себе трудности — такая легкая жизнь. Но ведь об этом сказано в Евангелии: путь спасения — это узкий путь, и в каком-то смысле этот путь всегда связан с подвигом. Но если этого пути не будет, то человечество действительно скатится в пропасть…

Христос не переубедил всех, кто Его слушал. Более того, в результате этой проповеди Он закончил бы свою жизнь на кресте, если бы не Воскресение. То есть с обывательской точки зрения, Христос — это неудачник. Если люди не верят в Воскресение, то чем все закончилось? Он погиб, Его казнили. А святые апостолы? Все до одного, кроме Иоанна Богослова, — все были казнены. Слушайте, это же группа неудачников, они все потеряли. Но две тысячи лет все то, что проповедовал Христос и апостолы, существует, вдохновляет людей, вдохновляет деятелей искусства, писателей, которые все-таки, несмотря на существующее сегодня внешнее давление, создают нравственные произведения. Но самое главное — Христос находит место в сердце очень многих людей. И мы сегодня видим в России обращение к вере огромного количества людей. Это, действительно, феномен, я думаю, исторического значения — восстановление жизни Церкви, обращение молодежи. И если люди выбирают этот узкий путь, то, несомненно, он приведет их к звездам, потому что это путь к небу, путь к вершине. Он всегда трудный, но спасительный.

«Russia Today»/Патриархия.ru

Новости Церкви, Слово Патриарха | Ноя 30, 2016