В 90-е годы я познакомился с удивительным, жизнерадостным и смиренным человеком.
Поначалу эта женщина изредка заходила в храм, стояла позади всех, прячась за колонну, и видно было, что она боялась подойти на исповедь, что-то ее не пускало. Помог ей сын, который тогда заканчивал школу. Он исповедался первый, и уже на следующем богослужении ко мне подошла его мать. После первой же исповеди она стала постоянной прихожанкой, не пропускала ни одной воскресной службы. Несмотря на то, что это был обычный станичный храм, молящихся всегда было много, некоторые даже приезжали из районного центра.
Маленького роста, но человек с большим сердцем, Татьяна работала поваром в детском доме, и многие воспитанники называли ее мамой. Повариха целыми днями пропадала на работе и свободное время тоже посвящала детдомовцам. Многих она забирала на выходные к себе и приводила на службу в храм.
Однажды поздним вечером Татьяна прибежала к нам домой. Вся растерзанная, растрепанная, она кричала и плакала. Ее сын после новогоднего вечера пропал. Школьники видели драку, но сказать толком так ничего и не могли.
Я часто приходил к Татьяне, старался просто побыть с ней рядом, поговорить, чтобы успокоить. Проходили дни и ночи, но вестей от сына не было. Татьяна старела на глазах. Глаза ее опухли от слез, погасли, от прежнего жизнелюбия не осталось и следа. Она твердила одно — сын всегда дарил ей цветы на 8 Марта, должен и в этом году что-то подарить.
Татьяна просила молитв, и я как-то сказал ей:
— Вы же знаете, как я молюсь и плачу на Литургии и о вас, и о вашем сыне.
Еще в детстве я видел, как служил мой отец. У него был дар слез. Всякий раз за богослужением, на Херувимской, во время Евхаристического канона, в дни Великого поста, при чтении двенадцати евангелий у распятия, он плакал. Нет, не рыдал, просто у него дрожал голос и текли слезы. Я поражался этому и плакал сам.
Татьяна ответила:
— Вы хоть и стоите спиной к народу, но ваши слезы мы видим.
Помню, я тогда заметил про себя: «Как хорошо, оказывается, люди видят мою молитву». И после этой дурацкой мысли потерял дар, данный мне Богом. Один лукавый помысл — и все ушло. Как сладкий сон я вспоминаю те службы, молодого и искреннего священника…
Я часто представлял, как поведет себя Татьяна, получив весть о смерти сына, или рисовал в воображении красочные картины его чудесного возвращения.
Прошло больше двух месяцев. И вот, как и ожидала мать, от сына пришло известие. 8 марта, когда вскрылась река, нашли его тело. В дальнейшем следствие показало, что он был убит непреднамеренно, по неосторожности, а затем брошен в прорубь почти возле дома.
Поведение матери совсем не походило на плоды моего воображения. Услышав, что сын мертв, она облегченно вздохнула и тихо произнесла:
— Слава Богу!
Вскоре она умерла, не выдержав разлуки с единственным любимым сыном. Я отпевал ее и плакал, в последний раз плакал на богослужении.
Теперь я молитвенно воспоминаю любящих людей, мать и сына, и тот Божий дар, что я потерял. И когда слышу от людей различные восклицания о радости и чувствах, связанных с переживанием Бога или встречи с Ним, стараюсь осторожно предупредить, что данный Богом дар может быть легко потерян.
Протоиерей Константин АЛЕСЕНКО
Статью прочитали:
раз
