В диссертации «Музейная политика России и судьба религиозного культурного наследия в 1920-1930-х гг.: по материалам Донского и Страстного монастырей» Ольга Павловна Постернак делает вывод: «в условиях государственной атеистической идеологии 1920-1930-х гг. сохранение культурного наследия было возможно лишь путем перевода его в категорию культурной ценности». «Осуществленный благодаря усилиям образованной части русского общества процесс музеефикации церковной собственности позволил хотя бы частично сохранить для потомков обреченную на уничтожение материальную и духовную культуру дореволюционной России, хотя и не гарантировал ее неприкосновенности.
Объективный взгляд на историю создания музеев в 1920-1930-е гг., куда перемещались произведения религиозного искусства и предметы церковного обихода, спасенные от ликвидации, призван воссоздать общую картину событий, происходивших в данной сфере в указанный период».
Как же это происходило у нас в г. Александрове, когда на протяжении нескольких лет в монастырских стенах появился музей?
Сразу после революции началось постепенное разорение Успенской женской обители. В 1917 году были отобраны в ведение местного совета монастырские земли под огородами и покосами, лесной участок и 2 озера. В мае 1918 года пропали денежные вклады в банках, процентами с которых пользовались для жизни монастыря. Находящиеся в городе вне стен дома и амбары отошли в ведение местного совета. В 1918-1919 г. в монастыре часто советской властью проводились обыски, по доносу искали оружие. Не найдя его, отбирали всё наиболее ценное, называя этот грабеж модным словом «реквизиция». В 1918 году монахинь выгнали из 2-хэтажного келейного корпуса (после чего за 3-4 года его разорят до неузнаваемости), лишили трапезной, кухни и хлебной, школьного помещения и скотного двора. Заодно прихватили заготовленные для ремонтов стройматериалы, сани с упряжью, не погнушались даже кухонными котлами. В прежних жилых помещениях был размещен 7-й инженерный батальон Красной Армии с канцеляриями, а в служебных стояли реквизированные лошади. Поусердствовала и местная ЧК – 19 августа 1918 года 12 человек (под руководством Увоенкома Данилова, при участии Василова, Коровкина, Уткина, Шекурова и др.), произвели обыск в келье настоятельницы, забрали все монастырские наличные деньги (1000 рублей), опись имущества, синодик и приходо-расходные книги. В 1919 году место красноармейского батальона заняла Александровская уездная караульная рота; в здании церковно-приходской школы находилась музыкальная школа роты и ячейка коммунистов; в трапезной, под Покровской церковью, поместилась кухня для той же роты; в квасной, под Успенской церковью — курсы для желающих обучаться бухгалтерии; в сараях — склады сена и соломы; в игуменских покоях, откуда настоятельница с находящимися при ней 25 сестрами была выселена местной милицией в 24 часа, устроили детский приют. Обитель пользовалась только небольшим участком огородной земли, находящимся близ стен, а из зданий — гостиницей. Трапеза для всех сестер поставлялась общая, но без хлеба.
Многие насельницы вынуждены были наниматься к жителям города на тяжелые труды, чтобы не умереть с голода. Несколько сестер и один из священников монастыря умерли эти годы от сыпного тифа.
К 1918 году из 300 с лишним человек в монастыре оставалось 219: игумения, 83 монахини и 135 послушниц. Продлить существование обители на некоторое время удалось, зарегистрировав в 1921 году 55 сестер в качестве трудовой артели. Теперь, кроме ежедневного богослужения и монастырских трудовых послушаний, они шили на Красную армию и разгружали вагоны.
В 1920 году согласно изданной «Инструкции по учету, хранению и передаче религиозного имущества, имеющего историческое, художественное или археологическое значение», все памятники монастыря были взяты на учет. Над этим работала комиссия по охране памятников искусства и старины Главмузея, в которую входили известные впоследствии искусствоведы Евгений Иванович Силин (1877–1928), Николай Сергеевич Моргунов (1882 – 1945) и его будущая супруга Наталия Даниловна Рудницкая (1891 – 1867). Ими была составлено «обстоятельное научное описание памятников монастыря». Как указывалось впоследствии в отчете музея за 1924-25 год, именно «оно сослужило роль передаточного акта охране этих памятников, учрежденных в 1921 году, было базой при изъятии ценностей в т.ч. в апреле 1922 года и, наконец, все перечисленное в нем безспорно отошло музею при ликвидации монастыря в феврале 1923 года».
С 26 апреля по 3 мая 1922 года в монастыре работала Александровская Уездная Подкомиссия по изъятию церковных ценностей в фонд помощи голодающим. В ее составе были Предуисполкома Леонид Маркович Лапшин, представитель Уфинотдела Николай Дмитриевич Невский, Николай Петрович Шаханов, Г. Самойлов от Помгола, представитель верующих Алексей Алексеевич Алексеев и эксперты Музейного Отдела Главнауки Николай Михайлович Иезуитов и Сергей Сергеевич Погодин. Присутствовала при изъятии настоятельница монастыря игумения Тамара (Лихарева). Из всех храмов было собрано более 7 пудов серебра, более фунта золота и 2 с лишним фунта жемчужных украшений (в основном от риз и венчиков с икон). Как имеющие «историческую и художественную ценность», были спасены и приняты в ведение Главмузея по акту и описи от 29 апреля 1922 года 142 предмета. При этом они оставались на своих местах в храмах монастыря, во временном хранении общины верующих, под их ответственность. Разгорелись споры по поводу возможности снятия ризы с чудотворной иконы Успения Божией Матери конца XVI века Московских писем. С.С. Погодин настаивал, что снятие ризы опасно и угрожает состоянию самой иконы, приводя в подтверждение пункт описи 1920 года.
10 июня 1922 года были изъяты ценности – ризы и венчики с икон, хранящиеся в самом музее – весом 7 фунтов 82 золотника.
В конце декабря 1922 года был принята программа Губкомисии по ликвидации монастырей в двухнедельный срок. Во исполнение постановления ВЦИК 1923 г. Президиум Владимирского Губисполкома постановил: «монастыри, представляющие исключительную историческую ценность, считать национализированными государственными музеями… Исходя из этого решительно идти по линии ликвидации этих монастырей в смысле изъятия их из ведения общин верующих и немедленно передавать в ведение органов Главмузея по описям по возможности вместе с имеющимся при них инвентарем». Все храмы нашего монастыря, за исключением Успенского, были опечатаны в начале 1923 года. 13 февраля 1923 года Успенский монастырь в г. Александрове, как входящий в число 13-ти особо ценных Владимирских монастырей, был ликвидирован.
Вся территория, имущество и ценности были по акту от 26 февраля полностью переданы музею «для пользования и эксплуатации с целью сохранения и поддержания исторических памятников и улучшения положения организуемого на месте монастыря музея». Кроме зав. музеем С.С. Погодина в комиссию по проверке передаваемого имущества со стороны Главнауки НКП вошли П. Д. Барановский и Ф. Ф. Вишневский. В пользовании Коммунотдела оставался двор сзади 2-хэтажного келейного корпуса. Музей быта в том же году был переведен из северного корпуса в освободившиеся помещения при Успенской церкви. В воскресенье 16 сентября того же года в Покровском соборе состоялось официальное открытие музея, на котором присутствовали представители Главмузея и члены Исполкома.
Последним перешел в ведение музея Успенский храм, в нем еще 2 месяца совершались богослужения по заключенному с общиной верующих договору на пользование церковью. Но 14 апреля 1923 года договор с монастырем на пользование Успенской церковью при участии ГПУ был расторгнут, и 19 мая храм окончательно закрыли. В постановлении ГИКа указывалось, что «закрытие церкви при бывшем Успенском монастыре было вызвано тем обстоятельством, что в Успенском монастыре в г. Александрове организовано историческое отделение Главмузея и постройки… нужны для нужд музея». При этом Губмузей считал «вполне возможным и целесообразным передать означенный закрытый храм в пользование верующих»[6]. Прихожане в течение года продолжали бороться за свой храм, но, несмотря на то, что Ликвидационным отделом (по отделению Церкви от Государства) при НаркомЮсте, решение о закрытии Успенской церкви было признано незаконным, изменить его не удалось – Владимирский ГИК отвечал, что «группа верующих, претендующих на эту церковь, может влиться в существующие в Александрове церкви».
В 1923 году от председателя Комиссии по ликвидации монастырей Дегтярева поступила весьма безграмотная жалоба на зав. музеем Погодина. Он писал, что в трех городских церквях до сих пор остаются в пользовании священнослужителей церковные ценности, подлежащие «передаче и хранению в местный музей» и что Погодин не принимает мер к их изъятию, даже после замечания об этом, сделанного ему с подачи Дегтярева уполномоченным Главмузея т. Барановским. Дегтярев видел в этом «ненормальность работы со стороны заведывающего местным музеем т. Погодина и его хитростной безусловно тончайшей политики особого подхода к верующим, а в особенности к бывшим отцам города и заправилам местной буржуазии, а также и священно-служителям».
Узнав о предполагающемся закрытии монастыря, Отдел по делам Музеев обратился в Александровский Уисполком с просьбой «оставить временно до 30-ти членов Монастырской Коммуны в качестве сторожей, предоставив им помещение в стенах монастыря», так как «ликвидация монастыря должна быть произведена безболезненно для него, как для музейного памятника», а «до сего времени охрана неслась безвоздмездно членами монастырской коммуны». 1марта 1923 г. разрешено было оставить только 15 человек. За бесплатную квартиру и огород 15 монахинь обязались по договору переносить тяжести, убирать помещения и сторожить музей. Но уже 17 октября межведомственной Комиссией в г. Александрове было решено «об оставлении для обслуживания музея 5-ти монахинь и об увольнении всех остальных». В управление милиции подали извещение, с указанием «принять срочные меры к выселению всех монахинь за исключением пяти временно оставленных на службе».
Несколько монахинь и в последующие годы оставались бесплатно работать в музее в качестве добровольных сотрудниц. К концу 1925 года из 9 человек служащих музея семеро были монахинями, не считая зав. музеем Погодина и письмоводительницу Анну Васильевну Тимофееву. Монахиня Агния Титова служила конюхом. Акулина Молокова, «сторожиха отделения древнего быта», жила в чулане площадью 10 кв. м. при Успенской церкви. Еще трое находилось «в распоряжении завхоза, обслуживая помещения музея по уборке и подноске тяжестей»: Марфа Афанасьевна Александрина, Ксения Даниловна Борисова и Александра Матвеевна Егорова, которая еще с первых лет создания музея, числилась сторожихой при охране а позже работала уборщицей (технической сотрудницей) на госбюджете. В 1926 году С. С. Погодин ходатайствовал о выделении ей дров из запасов музея, о чем завхоз написал донос в Главмузей, отметив, что «т. Погодин вообще в некоторых случаях бывает щедр на благотворительность, что я считаю, возможно допустимым это делать за счет свой, но не за счёт казны хозяйства, бюджет которого ограничен». Завхозу не давало спокойно жить то обстоятельство, что послушницы Егорова и Борисова занимались вышивкой шелком. Он подозревал, что это им дает, «очевидно, приличный заработок».
Сведения о работе монахинь сторожихами и уборщицами в музее у нас были уже давно. А в этом году в фондах ГАРФ был обнаружен уникальный документ: «Личное дело сотрудницы Главмузея Тамары Васильевны Лихаревой» (ГАРФ ф. 2307 оп. 22 д. 630). Всего два небольших листочка, но с большим количеством важной информации и интересных деталей.
На первом листе – заявление от 15 июля 1921 года в Главмузей Наркомпроса от Тамары Васильевны Лихаревой, живущей в г. Александрове Вл. г.:
«Прошу принять меня в число сотрудников Главмузея на должность заведующей хозяйственной частью музея древностей б. Успенского монастыря в г. Александрове».
Одобрительную резолюцию на этом прошении наложил 15 июля Зам. пред. Главмузея Н. Моргунов: «Считаю необходимым зачисление на должность завед. хозяйственной частью музея древностей Александровского музея с 1 июля 1921 г., крайне желательная сотрудница». Как уже упоминалось мною ранее, Н. С. Моргунов бывал ранее в монастыре с комиссией. Он хорошо знал общую ситуацию и знаком был с Игуменией Тамарой.
Свое мнение по этому вопросу 22 августа дописал С.С. Погодин: «Присоединяюсь всецело к резолюции тов. Моргунова и прошу Главмузей удовлетворить ходатайство Тамары Васильевны Лихаревой. Уполномоченный по охране старины и организации музея при Александровском Успенском женском монастыре. С. Погодин».
Игумения Тамара была официально оформлена сотрудницей музея: «сначала заведующей хозяйственной частью историко-бытового музея при монастыре, а затем научной сотрудницей». Но в апреле следующего года, во время кампании по изъятию церковных ценностей, ее сократили.
15 августа 1922 года в Музейный отдел Главнауки поступило от нее новое заявление, в котором она писала:
«будучи и раньше полезной Главмузею по охране памятников искусства и старины (как игумения монастыря), что могут подтвердить все встречавшиеся со мной в монастыре сотрудники Главмузея, я полагаю, что и в дальнейшем охрана памятников старины и искусства монастыря моя тяжелая и вместе с тем любимая обязанность. Поэтому я прошу Музейный отдел Главнауки оставить меня на прежней должности сотрудника по охране старины хотя бы без содержания, прислав мне соответствующее удостоверение».
Просьбу об удовлетворении этого ходатайства выразил С. Погодин, подписавшийся как «Хранитель древностей Монастыря». Он указал, что «ее сотрудничество прямо таки необходимо. В прошлом она действительно была очень полезной сотрудницей, ссужая организуемый музей кредитом, техническими средствами и даже экспонатами из своего личного имущества».
Только 15 ноября 1922 года на заявлении появилась резолюция: «К зачислению вне штата препятствий не встречается».
Но поработать в должности сотрудницы музея по охране старины Матушке Игумении Тамаре было суждено уже недолго: в декабре того же 1922 года она была арестована и приговорена к 2 годам заключения. А вскоре, в феврале 1923 года закрыли монастырь.
Как видим, пытаясь выжить в эти непростые годы, музей и монастырь довольно мирно жили на одной территории, совместно сохраняя архитектурные памятники и церковные ценности.
Статью прочитали:
раз
