Такой ответ нашла для себя настоятельница Свято-Введенской Островной пустыни игумения Феврония (Маратканова), размышляя об игуменстве. С самого начала она понимала, что это не должность; и не то, что тебя как-то выделили, поставили над другими сестрами. Но что же? В какой-то момент пришло ясное осознание, что значит игуменство лично для нее. И глагол «уязвляет» очень точно передал ее состояние, так как помимо радостей немало скорбей было и есть…
О многом мы говорили с матушкой-настоятельницей. В монастыре на Введенском острове посреди Введенского озера (Владимирские земли, Александровская епархия) она подвизается практически с первого дня возвращения святыни Русской Православной Церкви. (Некоторое время пустынь была подворьем Муромской Свято-Троицкой Новодевичьей обители, затем обрела статус самостоятельного монастыря.) И одна из тем нашего разговора – известные церковному миру современной России духовные наставники матушки, чьи слова и напутствия, живые воспоминания о них помогают ей даже в самых тяжелых обстоятельствах не опускать руки.
– Матушка Феврония, известно, что Вы с юности избрали монашеский путь и Вашим духовником стал старец Свято-Троицкой Сергиевой лавры – отец Наум (Байбородин). Можете рассказать, что повлияло на Ваш выбор в то время, когда монастырей в стране было совсем мало?
– Наверное, лет в 15-16, учась еще в школе, я начала задумываться о любви, как многие мои сверстницы. Не буду скрывать: стало страшно при мысли, что вот ты полюбишь человека, а он может тебя предать, уйти к другой. Я испугалась потенциальной боли. У Марины Цветаевой есть стихотворные строки: «Любовный крест тяжел – и мы его не тронем». Мама привела меня, старшеклассницу, в Троице-Сергиеву лавру к отцу Науму. К тому времени я уже приняла твердое решение, что замуж не выйду, и помышляла о монастыре. Но, видимо, человеку в его земной жизни не суждено избежать страданий, где бы он ни находился. И нельзя от них бежать, а надо смиренно всё принимать. Это я поняла, когда нашу Островную пустынь покинули некоторые послушницы и инокини. Кто-то ушел в мир, кто-то – в другой монастырь. В юные годы я боялась, что может уйти один человек, и боль от разрыва с ним будет сильная. А в этом случае ушел не один… Причем ушли близкие, дорогие мне люди – ближе, чем родственники. И боль неизбывная! Вспоминаю, как вместе мы преодолевали трудности возрождения монастыря. Стараясь побороть разруху, всё делали на подъеме, на пределе сил и возможностей, только успевая взывать: «Господи, помилуй!», «Господи, помоги!», «Господи, подай!» Как-то обитель обустроили, облагородили, стали прирастать материально – словом, чуть-чуть вздохнули после стольких лет напряженного труда, и тут вышла на первый план, остро встала перед нами куда более сложная задача – очищение сердца, неустанная борьба со своим внутренним ветхим человеком. Или, как говорил Святитель Феофан Затворник, упорядочение и организование своего внутреннего состояния. С этим ушедшие сестры не справились… Не перестаю себя укорять: может, я больше всех виновата – не сумела найти подход? Молюсь о них обо всех, чтобы они были под Покровом Пресвятой Богородицы.
Что тут говорить: любая эпоха отмечена определенными драматическими моментами. В наше время – когда разрешено ходить в храм и открыто исповедовать свою веру, когда душеполезной литературы море, и море православных сайтов в Интернете, а по радио, телевидению постоянно звучат пастырские беседы, – одним из драматических моментов стала утрата многими людьми стремления к живому опыту богообщения, угасание религиозного импульса, приведшего их в Церковь. Что касается монашества, то надо очень дорожить тем спасительным путем, который Господь уготовил для тебя, и тогда ты будешь изо всех сил держаться этого пути.
– По словам преподобного Варсонофия Оптинского, монашество есть блаженство, какое только возможно для человека на земле, выше этого блаженства нет ничего. Красоту монашества Вы впервые увидели и постигли в Троице-Сергиевой лавре?
– Да, это было удивительное время: верующие люди по благословению своих духовников селились поближе к Лавре. Получив благословение отца Наума, наша семья уехала из Казахстана. Но поскольку в Московской области не прописывали, мы обосновались в поселке Арсаки на Владимирской земле. Недалеко от нашего поселка находится город Струнино, откуда вышло много пастырей, окормляемых лаврскими старцами. Батюшка благословил меня после окончания школы поступить в медучилище. После училища я какое-то время работала в роддоме, в отделении для недоношенных детей. И шесть лет пела в хоре у отца Матфея (Мормыля)! Сегодня, если у меня спрашивают, кого из святых я особо почитаю, к кому обращаюсь постоянно, – я называю преподобного Сергия Радонежского. В обители, созданной аввой Сергием, началось мое духовное становление. Про необычайно талантливого педагога архимандрита Матфея, оставившего тысячи учеников, ходят легенды. Есть много воспоминаний о нем. Добавлю к ним свое, простенькое. Знакомая певчая привела меня на спевку. Думая, что сейчас мне предстоит прослушивание, я, конечно, волновалась, испытывала трепет в душе. «Здравствуйте! Садитесь», – сказал знаменитый регент. А в перерыве подошел, спросил: «Как зовут?» Я ответила и от застенчивости улыбнулась. «О, как приятно, когда человек улыбается! – воскликнул отец Матфей. – Вот и пойте так, чтобы Ваш звук улыбался». Всё – никаких прослушиваний! Так что после столь неожиданного напутствия шесть благословенных лет я пела Литургии с лаврским хором.
А в Рижский Свято-Троицкий Сергиев монастырь попала, когда мне было 27 лет. Отец Наум съездил в Прибалтику, познакомился с матушкой Магдалиной (Жегаловой), в которой он сразу увидел сильную игумению, удивительную духовную личность. Благословил ехать к ней. Тогда было запрещено брать в монастыри молодежь. Нас оформляли на разные работы, но жили мы в монастыре. Правда, когда на горизонте появлялся уполномоченный по делам религий, раздавался крик: «Молодежь, прячьтесь!» К счастью, прописали меня в обители очень быстро, года через полтора. День прописки для молодых сестер был настоящим праздником: мы и в последующие годы в этот день причащались Святых Христовых Таин и благодарили Господа за такую великую милость.
– Матушка Магдалина воспитала четырнадцать игумений для вновь открывшихся монастырей, поэтому Святейший Патриарх Алексий II назвал ее «всероссийской игуменией». Наверное, через многие послушания пришлось пройти в монастыре под ее духовным руководством?
– Вспоминаю, что накануне моего отъезда в Рижский монастырь отец Наум задумчиво спросил: «И какое же тебе послушание дадут? Какое дадут тебе послушание?» А матушка Магдалина, видно, сразу во мне разглядела потенциальную возможность вышивальщицы, назначила золотошвейкой. Монастырь был по численности немаленький – 70 насельниц. Сестры жили по несколько человек в келье: от двух до шести. Мне же выделили отдельную келью, потому что она стала одновременно и мастерской. Трудиться приходилось много, иногда по 18-20 часов в сутки. Начала я с плащаницы к Успению Пресвятой Богородицы, и с задачей как-то справилась. Потом посыпались заказы со всех сторон. Бывало, матушка вызовет к себе: «Мать Христина (мое иноческое имя), у владыки день диаконской хиротонии». 
(Или иерейской, или еще какая-то важная дата). А матушка архипастырей, при которых она управляла обителью, сильно уважала: как владыку Леонида (Полякова), так и возглавившего кафедру после его кончины владыку Александра (Кудряшова). И ей хотелось в памятный для каждого из них день порадовать чем-то архипастыря. Сколько раз случалось перед Пасхой: у наших сестер уже везде порядок, все пособоровались, причастились, а я сижу, заваленная работой. Но раз матушка сказала сделать к такому-то сроку, делала. Не роптала и не воспринимала это как жертвенность с моей стороны. Послушание есть послушание. Другое мое послушание – клиросное. Нынешняя настоятельница Муромского Свято-Троицкого женского монастыря игумения Тавифа (Горланова) пела партию баса, а я – сопрано. Когда ее из молодежного хора звали петь в хор стареньких монахинь, она отвечала: «Приду, но только с матерью Христиной!» Я как бы довеском была у нее. «Довеском» поехала с ней в Муром после ее назначения игуменией в разрушенный монастырь. Попали мы во Владимирскую епархию к владыке Евлогию, а он что ни день, то монастырь открывает! Так что пришлось мне со временем дорогую матушку Тавифу оставить и ехать сюда, на остров. Но пока подвизалась в Муромской обители, тоже несла послушание золотошвейки. Вокруг разруха, неустроенность, а я сижу и вышиваю. Глядя на это, один мирянин, приходивший к матушке, говорил мне с улыбкой: «Ну, ты, мать Христина, баловень судьбы!» Баловнем судьбы меня действительно можно назвать, по другой причине. На моем пути встретились замечательные учителя, и все, что я умею делать, чего достигла, – это благодаря им, их советам и молитвенной помощи.
– В одной из своих проповедей Святейший Патриарх Кирилл подчеркнул, что если мы имеем духовное зрение, то нас не поражают даже Божии чудеса. «Они становятся для нас обыденными, – сказал Его Святейшество, – совершенно ясным по своей природе явлением. Тогда мы можем видеть эти большие и малые чудеса буквально каждый день своей жизни». Вы их видите каждый день?
– Вижу и всем говорю, что наш монастырь, его жизнь, его состояние – это чудо Божие. Во-первых, во главе обители поставили человека, у которого никаких организаторских способностей не было, никаких познаний в строительном деле не имелось. Никем я никогда не командовала, никому никаких заданий не давала. Жила до этого в монастыре, словно в светлице: вышивала и пела. На большой риск пошел владыка Евлогий! У меня сразу столько непривычных забот появилось: сестер кормить, одевать надо, обитель восстанавливать, а денег – ни копейки. Что делать? И тут на выручку пришло мое ремесло. Заказали мы пяльца, выделили под мастерскую комнату с большими светлыми окнами. Все, кто мог, сели вышивать. Вышитые иконочки раскупали быстро. Хотя и слез-то вначале было пролито! Заказал нам один батюшка плащаницу к Пасхе. Мы заказ выполнили, на Страстной седмице повезли ему. Выходит келейник со словами: «Батюшка сказал, что плащаница не нужна». Как так? А в монастыре ни копейки! Ничего из продуктов нет, даже разговляться нечем. Дождь идет. Я горемычная стою и думаю: что делать? Вспомнила про другого батюшку, который как-то к нам заезжал и интересовался, вышиваем ли мы плащаницы. Поехала к нему. Приехала, он говорит: «Ой, мне надо. Может, в будущем вам закажем». Встала я за колонну – слезы по щекам текут. Плачу и молюсь. Батюшка проходил мимо. Предложил чайку попить, но, увидев мои слезы, тут же позвал женщину-казначея и сказал: «Ольга Ивановна, покупаем плащаницу! Не могу видеть, когда матушки плачут». Так что Господь не оставляет нас Своей милостью. Это мы с сестрами чувствуем ежедневно.
Чудо Божие – наш Никольский храм. Чтобы построить или возродить к жизни разрушенный храм, нужны проект, эскизы, смета. У нас их не было, а как все гармонично получилось! И иконостас, и иконы (есть старинные иконы афонского письма), и подсвечники – все совпало. Причем началось с одного аналойника. Заехала я однажды к знакомому диакону, а он – резчик по дереву. Стоит у него в мастерской резной аналойник. Диакон жалуется: «Вот сделал, а никто не покупает». – «Сколько стоит?» – спросила у него. В общем, купили мы аналойник. Стены были облуплены, штукатурка сыпалась, крыша текла, но посреди храма – такой красивый аналойник! Потом панихидный столик заказали. Затем иконы появились, и киоты нужно было к ним сделать. Сегодня убранство храма нас радует. Он теплый, живой.
– В Интернете под рубрикой «Интересные факты» сообщается, что в мае 1994 года Вы обратились к директору колонии с просьбой разрешить отслужить в храме, который все еще принадлежал этой колонии, молебен на Николу вешнего. И директор ответил, что передает Никольскую церковь монастырю, ибо к нему во сне пришел «какой-то седой старичок» и сказал, что храм нужно отдать…
– Все было несколько не так. В монастыре располагалось училище для девушек с девиантным поведением. Изначально нам передали то, что находилось в аварийном состоянии, а в Никольском храме по-прежнему оставался клуб и кинозал. Я директору училища говорю: «Вы отдали нам монастырь, но не отдали храм. А как монастырь может быть без храма?» Он сильно рассердился и заявил, что мы вообще ничего не получим. Целый год длились баталии. Затем я сменила тактику и перед праздником Святителя Николая пришла и попросила разрешить нам отслужить молебен, пообещав, что мы ничего там не тронем – клубные стулья убирать не будем. Владимир Сергеевич согласился. Молебен мы отслужили, прошли вокруг храма крестным ходом. И буквально через день он сообщает, что отдает нам храм. Только лишь спустя время признался, что к этому его склонил «какой-то седой старичок», привидевшийся во сне. История имела свое продолжение. Владимир Сергеевич как-то неожиданно заболел, причем серьезно. Я впервые тогда привезла сюда своего брата – священника. Отец Сергий исповедовал его, причастил, после чего этот человек со всей искренностью сказал мне: «Простите меня, я обижал Вас». А спустя месяц он скончался. Это была христианская кончина.
– Вы упомянули про своего брата – священника. Сестры обители говорят, что Ваши братья – большое подспорье как для Вас, так и для обители в целом.
– Да, и это, прежде всего, заслуга наших родителей, которые, приучая нас к труду и показывая в этом личный пример, воспитывали нас в атмосфере доброты, взаимопомощи и взаимопонимания. Протоиерей Сергий заведует сектором заочного обучения Московской духовной академии и семинарии, включая филиалы. Загруженность у него большая, но несмотря на это он приезжает к нам, в субботу-воскресенье служит в монастырском храме. Другой брат, Алексей помогает в обители по хозяйству. На его плечи легли очень серьезная нагрузка и ответственность. К слову сказать, наша мама за десять лет до кончины приняла монашеский сан и подвизалась здесь, в Свято-Введенской пустыни. Монахиня Варвара. Она отошла ко Господу в 80 лет – это было два года назад… Но продолжим разговор о ежедневных чудесах, чудесах обыденных. К ним, пожалуй, можно отнести и то, что духовником сестер является иеромонах Меркурий (Двинин), которого многие помнят как моего помощника Владимира (молодые сестры называли его просто дядей Володей). Приблизительно через год после моего назначения здесь старшей сестрой я поехала в лавру к отцу Науму, и он встретил меня словами: «Как хорошо, что ты приехала. Тебя ангел-хранитель прислал! Вот человек – бери его, будет тебе помощником. Правда, у него сейчас поведение на троечку, но ты ему должна еще два балла заработать». Так что он на наших глазах рос, духовно мужал, набирал «недостающие баллы» и вырос до священнослужителя, духовника, который ведет сестер к Богу.
– Матушка, справа от въезда на мост, соединяющий обительский островок с «большой землей», обращает на себя внимание добротное кирпичное здание в два этажа. Это, наверное, пансионат «Ковчег»?
– Он, наш «Ковчег»! Мы часто называем его приютом, но это пансионат, поскольку мы берем сюда также девочек с мамами, которые ищут пристанища по каким-либо причинам. Один благодетель помог построить капитальный мост через озеро к обители (до этого был ветхий деревянный), затем и приют. Вот уже семь лет как мы опекаем своих подопечных. Это дети, оставшиеся без попечения родителей, а также из малообеспеченных семей, бездомные детишки. 11 насельниц и 50 девочек разного возраста (сейчас их поменьше, около 40 человек: кто-то закончил школу, кто-то ушел) стали единой семьей. Мы помогаем девочкам найти опору в жизни, они нам – в наших повседневных трудах. На кухне, на клиросе, на огороде. Старшие девочки помогают продавцам в монастырском кафе. У кого есть склонность вышивать – вышивают, учатся у сестер мастерству. Помогают они и на монастырском подворье, где у нас сорок голов живности: двадцать дойных коров, телята, лошадка. Некоторые, побывав там, сами туда просятся. Одна девочка так полюбила животных, что решила в будущем году, после окончания 11-го класса, поступать в сельскохозяйственный институт. Многие воспитанницы ездили нынешним летом отдыхать в Сочи (поездку оплатил председатель совета директоров «Газпрома» Виктор Алексеевич Зубков – низкий поклон ему за это), а Тоня решила остаться с монахинями, ухаживающими за нашими кормилицами. Теперь один из основных наших источников дохода – продажа молочной продукции. Делаем творог, сметану, сливочное масло, мороженое. К статьям расходов добавилась зарплата для педагогов, преподающих в «Ковчеге». И не только общеобразовательные дисциплины, но и музыку, танцы. Ищу учителей по всему Покрову, что, конечно, непросто: городок маленький, многие его жители уже на пенсии. Трудностей хватает.
– А что у Вас вызывает радость?
– С каждым годом я все отчетливей ощущаю, что мне радостно тогда, когда другим радостно. Если раньше были какие-то свои желания: хотелось, например, поехать в Лавру и увидеться с батюшкой, или подрясник какой-то хотелось, то теперь всё по-иному. После того как мне доверили крест игуменства и дали в руки игуменский жезл – символ духовной власти, – только и мысли о сестрах. А сейчас – и о детях приюта. Радость охватывает сердце, когда у кого-то что-то получается. Видишь, что человек духовно взрослеет, и думаешь: какая молодчина! И самая большая радость, когда ты вместе с другими делаешь какое-то дело. Это настолько объединяет! Пироги вместе с ними пеку, в коровнике убираю, в золотошвейной мастерской вышиваю. Понятно, что не изо дня в день всем этим занимаюсь, поскольку настоятельских забот хватает. Но если срочно требуются дополнительные руки на коровнике или еще где-либо, я отправляюсь на «авральный участок». Вспоминая события нынешнего лета, скажу: я бесконечно рада, что наши девочки погрелись на ласковом солнышке, покупались в теплом море, увидели красоты южной природы. Рада за двух наших сестер, которым представилась возможность поклониться святыням Кипра. Хотя, позвонив им на следующий день после их прилета на этот «чудо-остров» (как пишут в православных путеводителях), услышала: «Матушка, мы уже соскучились по родному острову. По своему озеру, монастырю!» И этому признанию я рада…
Беседовала Нина СТАВИЦКАЯ
Фотограф Владимир ХОДАКОВ
По материалам сайта Монастырский Вестник
Статью прочитали:
раз
